Дома с детьми самое сложное, на мой вкус, когда болеет родитель. Ну или когда у родителя нет сил.
В корононосное время на мою температуру Ми (6 лет) была дома. Я смогла интересно поиграть с ней 10 минут, честно посчитала это подвигом, и возлегла на диван в форме мавзолея-памятника самой себе и своей материнской самоотверженности.
Ми честно посчитала, что этого времени преступно мало. Ей, вообще-то, если вы не знали, надо играть 24 на 7, и она согласна на отсутствие сюжетно-ролевой игры с родителями (если ей не предоставили детей-друзей) только в обмен на планшет и сладости.
В общем, дальше мы общались каждая из своего угла: я — с дивана, Ми — из-под стола. Оттуда она очень громко и доходчиво объясняла мне, что «обиделась на меня навсегда, а ещё немножко злится», и «никогда-никогда не будет меня любить» и «не верит, что кто-то тут её любит», и она «никогда-никогда не выйдет из этого угла», или «никогда-никогда не будет со мной играть, и жить и любить меня не будет, и в гости не придёт» (и когда выпадут зубы, как писал ещё классик, жевать за меня не будет).
Бессмысленно попререкавшись в стиле 4-летки с дочерью пару минут, я наконец поймала магию дивана, и собрала силы на то, чтобы, уткнувшись носом в диванный валик, начать контейнировать её чувства в стиле: » Тебе очень обидно, ты хотела играть, а я устала и вышла из игры, и ты досадуешь, что так рано закончилась игра» и «Будет очень грустно, если ты решишь больше со мной никогда не играть, и не придешь в гости, я все равно тебя люблю и буду любить.»
Оценила преимущества своих избегающих паттернов привязанности, просыпающихся в стрессе, — угроза лишения меня любви, даже воспринятая всерьез, воспринимается в стиле: «ну и ладно, одной в целом нормально».
Ми в итоге побушевала минут 10, потом заявила, что всё это была просто рекламная акция новой «обижальни» и пришла ко мне на диван обниматься Если вы не знаете, что такое обижальня, и что она непременно должна быть в каждом приличном жилище, срочно идите читать Бьерна Рёрвика и Пера Дюбвига рассказ «Йогурт» из серии про Лиса и Поросенка.
Надо сказать, что собственная моя обидчивость после болезни повышается до небес. Вообще-то я отходчива, но если кто-то из близких взрослых (дети и коты вне зоны моей злопамятности), в моменты моей слабости заденет меня эмоционально, то «не забуду, не прощу». Дальше можно смело вставлять Мирин текст про «никогда любить не буду, и если выпадут зубы, жевать не стану», причем помнить и обижаться буду примерно всю последующую вечность (ну, или так это ощущается первые пару недель после болезни).
На всякий случай в таком состоянии избегала общения с мужем вообще, надела наушники с музыкой, отвечала на сообщения, родственников и знакомых, только в редкие моменты пойманного дзена. Ми принесла мне куколку лего: «Мам, я сделала куколку- тебя» ( у куколки очки и наушники).
Порадовалась удобству своей избегающей привязанности (когда плохо, мне субъективно безопаснее быть одной и чем-то себя занять, чем идти к людям). И оплакала немножко свою неспособность просить о помощи в моменты максимальной нуждаемости и слабости.
Ушла в комнату, и с перерывами на полежать, разобрала Мирины игрушки, заполнившие уже всё жизненное пространство, — утрамбовала их в компактный кубометр коробок, пакетов, коробочек и пакетиков.
Порадовалась удобству своей ОКР-шной части. Погрустила, что даже осознавая слабость и усталость, мне трудно давать себе легальную возможности полежать, ничего не делая.
Хватило стойкости созданному мной образцу упорядоченности и минимализма примерно на 20 минут: «О, мама, ты что нашла мою куклу Эльзу?», «О, мама, нашлись колёсики от лего!», «О, я пойду намочу хвост кукле, он должен менять цвет!», «Отлично, мам, я порисую найденными фломастерами!», и … кубометр структурированной красоты растёкся на ближайшие 10 метров пола ровным слоем хаоса.
Болею я нечасто (ттт), так что получилась прививка от увлечения характерологическим анализом — если человек капризен, раздражителен, несговорчив, нелюдим, слаб, любое дело и предложение вызывает у него только: «О, нет! Я точно этого не могуууу!», возможно причина не только и не столько в том, что он (или она) «такой человек», не в глубинных противоречиях, детских травмах, типе привязанности и общем когнитивном стиле, а в том, что прямо сейчас в этих объективных и субъективных обстоятельствах у этого человека нет сил, ни моральных, ни физических. Помогает понимать и меньше раздражаться, если это помнить про других. И помогает заботиться о самой себе, если помнить это про саму себя.